Слова росіян навіть копійки не стоіть. Але європейці готові бути обдуреними, коли їм зручно

КИЕВ, ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ

На мониторе компьютера – приличный немолодой господин радостно, но при том неуверенно улыбается. Вся его фигура изображает облегчение человека, избежавшего чего-то очень неприятного, угрожающего, - и он рад. Сцена какая-то неприличная, особенно потому, что лицо другого персонажа сурово и даже, как кажется, презрительно. Этот второй, презрительный – Лавров. А первый - Маурер, президент Красного Креста. Они что-то подписывали.

Мы смотрим это фото с моим другом Олесем, журналистом и конфликтологом.

- Выглядит он как настоящий лох, - говорит Олесь. - И Лавров его считает лохом.

(Лох – это термин из русского криминального жаргона, означающее глупого и слабовольного человека, намеченную жертву).

Олесь увлекается изучением «языка тела», всяких сигналов, которые мы подаем жестами, осанкой и мимикой. Эти сигналы очень часто противоречат нашим словестным декларациям. И потому он много и внимательно рассматривает видео всяких встреч и заявлений, часто отключая звук, чтобы он не отвлекал от поз изучаемых им персонажей и подергиваний их носов.

Потом он показывает мне подборку фото, где главный российский персонаж обнимается с европейскими партерами. Путин и Меркель, Путин и Берлускони. Он притискивается к ним, а они к нему. Это совсем не официальные рукопожатия, это всякого рода акты поддержки, сочувствия и доверия, - сигналы при помощи тела.

- Нежно так обнимаются, да? По логике, следующей фазой должна быть стадия «проникновение», - делится своими интерпретациями Олесь. И продолжает:

- Уверен, что средний русский, увидев то фото, сделает такое суждение: «Лавров принудил этого старичка к выполнению своих требований. Может, денег дал, может напугал как-нибудь, а скорее и то, и другое». Вот так подумает средний русский..

А что? Да я сам так именно и подумал бы.

Мы уныло вздыхаем. У каждого из нас есть опыт, как буквально на наших глазах русские обманывали и использовали европейцев в своих целях, но используем мы более сильное и нецензурное выражение. Я вспоминаю, как возмущались наши солдаты на блокпостах на Донбассе в 16-м году, увидев издали машины ОБСЕ – бойцы были уверены, что эти патрули используются русскими для разведки. Так невольно думал и я, потому что обычный состав инспекторов состоял из (допустим) пожилой бельгийка, молодой немки (обе ни по-украински, ни по-русски не понимали) - и одного живого, сообразительного мужчинки, выговор которого выдавал в нем уроженца Москвы или Рязани, а острый внимательный взгляд – выходца то ли из КГБ, то ли из военной разведки.

А Олесь рассказывает случай с одной миссией баптистов, пастора которой, добрейшего и наивнейшего техасца, так обработали кое-какие православные монахи, что через два месяца тот был уверен, что за русский язык избивают в полиции, а за крестное знамение на улице – неоязычники-нацисты.

Мы грустно улыбаемся, потому что знаем, в какой восторг приходи русский, которому удалось *** (обмануть, и обманом этим унизить) западного человека. Европеец с его культурой, представлениям и даже привычкой улыбаться является для русского «лохом».

Постепенно наша беседа становится обменом репликами и наблюдениями над тем многогранным и разветвленным явлением, которое обобщенно можно назвать «политическими практиками русского государства и русских как таковых».

- Договор с русскими не стоит бумаги, на которой он написан, - цитирует Олесь Бисмарка. Его сейчас беспокоит вопрос всех этих переговоров с российской стороной, и он в общем-то удовлетворен нашими переговорщиками, которые не верят русским ни на грош. Но его беспокоят европейцы, которые на грош, а то и на рубль русским верят, или скорее, готовы обмануться при удобном случае.

- Если враг не сдается, его уничтожают, - вспоминаю я фразу Горького, ставшую лозунгом первых карательных служб большевиков. А потом они дополнили это новым методом, - продолжаю я свою мысль, - если враг силен, его всеми силами надо обмануть, на все что угодно пойти, но обмануть его, и добиться какого-то обещания, которое он, дурачок такой, будет сам исполнять – ведь слово дал.

Мы немного обсуждаем интересное психологическое явление, которое состоит в том, что западная психика не справляется с потоком совершенно наглой лжи. Европейское сознание капитулирует, и начинает искать объяснение: а может, в этом есть частичка правды? Не может же быть, чтоб ее не было, хоть частички? А может, я чего-то не могу понять?

- Знаешь, что такое хуцпа?

Я знаю: «Пожалейте сироту – просит отцеубийца»

И я вспоминаю, в свою очередь, один из первых случаев использования коммунистами хитрости по отношению к побежденным врагам. Это было после того, как захватившие Крым большевики решили уничтожить тех белогвардейцев, которые не успели эвакуироваться с Врангелем. Они объявили (на листовках и в официальных заявлениях), что не причинят этим солдатам и офицерам никакого вреда, но тем нужно будет собраться в определенных местах, чтоб быть зарегистрированными. Белогвардейцы поверили, явились, их согнали с сараи нескольких ферм и расстреливали, методично, несколько дней. Расстреляли в первую неделю 2 тысячи, а вообще – 20 тысяч, только в одном Симферополе, маленьком городке.

Что будет с Украиной в случае российской оккупации нам с общем-то понятно (и одному - внуку расстрелянного, и второму – потомку выживших в Голодомор), но мы стремимся мыслить многопланово. Нас интересуют методы, наиболее общие характеристики тех усилий, которые будут применяться россиянами для воздействии на Запад. Ну, хуцпа - это конечно. Запугивание – да.

- Они будут давить на слабые стороны. На жалость. Они себя будут объявлять жертвами. Или не прямо себя, не Кремль, а тех, кого контролируют.

- Будут брать заложников – конечно. Городами. Уже взяли в заложники сотню тысяч в Мариуполе, и в оккупации у них уже немало больших городов.

- Вывозят детей – ты слышал? Сонями. Из Мариуполя – Зеленский говорил.

Мы оба думаем об одном и том же. «А если они вот так начнут вывозить детей к себе, куда-нибудь в Ростов – и из Бердянска, из Геническа, из Херсона?»

Просто вывозить и не давать никакой информации, концентрировать где-то, это показывать. Но как живут, и в каких условиях, и что с ними будет дальше -ничего не сообщать. Сотни украинских детей – в Ростове, в бывшей детской колонии, с хорошим питанием? А?

Мы представляем себе такой поворот событий и перестаем обмениваться мнениями и наблюдениями и прогнозами. И этот Маурер, все еще улыбающийся на мониторе перед нами, вызывает не желание разобраться в посылах его тела, а усталое раздражение – глупый, добрый, жалкий человечек.