Смерть сина, брата, друга, влученого ворожою кулею? Ми це вже проходили, ця війна для нас не нова

КИЕВ, ДЕНЬ ДВАДЦАТЬЧЕТВЕРТЫЙ

Люди в магазине у Натальи, где я регулярно запасаюсь сигаретами и колбасой, неторопливо обмениваются фразами, ожидая свой очереди к кассе. В периоды исторических событий и бедствий магазины естественным образом становятся местом обмена информацией и настроением – до того малознакомые друг с другом жители охотно общаются: у всех общие и тревоги, и радости.

В этой очереди говорят примерно такое:

- Под утро, три взрыва. У меня аж окна задрожали.

- Да, это на Лукьяновке. Оружейный завод.

- Сосед говорит: сходи краны в ванной проверь. Текут краны у него. Ключ мне оставил, просит проверить. На Закарпатьи сейчас.

Вмешивается Наталья: - А як зараз картоплю саджати? В мене родичі під Бишовом у селі, так бояться щось робити – гупає. *)

- Если кому интересно – в «Новусе» у Олимпийской есть курятина. Завозят. Если кому нужно – в «Новусе», - обращается ко всем стоящим молодой парень.

И все это очень спокойно, привычно, буднично.

Украинцы на удивление быстро втянулись в войну – ну конечно, ведь они все последние годы ждали ее. В эти недели еще не случалось такого, чего еще не было.

Ракетные удары по мирным жителям? Мариуполь 14-го. Расстрел «зеленого коридора»? Дебальцево, 14-й. Террор на оккупированных территориях, похищение людей – Донецк, Луганск, Крым. Не было тысячных митингов с украинскими флагами под прицелом российских пулеметов – да, такого еще не было.

Беженцы? Были, сотни тысяч. У всех были знакомые беженцы, и каждый в общем-то знал, каково это, но узнал и то, что вполне можно справится, не смертельно.

Смерть сына, брата, друга от вражеской пули? Миллионы через это прошли. С этим тоже можно справится, оказалось.

А готовится начали давно.

Уже на Майдане опробовали усовершенствованный состав коктейля Молотова, когда в горючую смесь добавляют растворенный в ацетоне пенопласт – и тогда перестали бояться брать такую бутылку с горящим фитилем в руку и бросать в бронированную армейскую машину. Тогда уже – зимой 14-го - научились поддерживать дисциплину в рядах народных повстанцев, и уже тогда навыки полевой медицины освоили тысячи людей.

А потом, когда Майдан победил, эти тысячи селили у себя в квартирах и на дачах семьи беженцев из Донецка и Крыма. Я сам был одним из таких беженцев и первый месяц жил в домике на окраине Киева, ключи от которого мне дал знакомый знакомого.

В последующие годы группы частных юристов, депутатов горсоветов и домохозяек яростно и бюрократически грамотно давили на чиновников, чтобы они не саботировали помощь этим переселенцам, реформу армии и укрепление гражданских свобод.

Еще 7 лет назад целые села собирались, чтобы наготовить еды, всего этого копченого мяса и пирогов с творогом, а потом отправить это на школьном автобусе на блокпосты. Эти автобусы и пироги добирались на блиндажи у Луганска, начав путь в Прикарпатье.

Уже тогда я видел безумные картины: мамы с колясками идут по разбитой улице, с половиной сгоревших домов, а навстречу им отряд обвешенных гранатометами солдат идет заступать на дежурство на свой участок позиций. На окраине села, у крайних домов – линия окопов и блиндажей, за ней – ничейная полоса, а не так уж далеко видны окопы и блиндажи противника. И при всем этом село опустело только наполовину, оставшиеся не уезжают, вот так и живут.

За эти годы мы привыкли ко многим, так сказать, необычным вещам. К соревнованиям спортсменов, у которых ниже колена протезы. Играют в футбол и даже ссорятся с судьей. Мой приятель, ветеран, забавляется, проходя рамки металлодетекторов, в банке, например – они трезвонят даже тогда, когда он вынимает из карманов все ключи и брелоки. Его правое плечо и кожа на голове нашпигованы мелкими, со спичечную головку осколками мины, они там капсулировались и в общем-то не беспокоят, но вот металлодетектор на них реагирует. А сотрудники охраны реагировали удивленно только первое время, потом уже не очень, такие как он встречаться стали регулярно.

Украинцы научились совмещать любимое, полезное и экономически жизнеспособные. Пару лет назад я познакомился с группой специалистов по армейской снайперской стрельбе. Они тогда организовали курсы подготовки по все этим делам, начиная от лекций по баллистике и заканчивая занятиями на полигонах и тренировочными походами в горах. Курс недешевый, винтовки и патроны ученики используют свои. Но по прохождению становятся неплохими стрелками. В армии таких готовили бы пару лет.

И вот сейчас они, эти выпускники, которых набралось на полтора десятка снайперских звеньев, со своим оружием и на своем транспорте влились на основе отдельных отрядов особого назначения в батальоны, воюющие под Киевом. Причем сделали все поэтапно и грамотно: первую неделю особая группа занималась эвакуацией семей этих бойцов в Европу – чтоб тех ничего не отвлекало.

Другой мой товарищ вместе со своей дочерью два выходных в месяц проводил в лагерях подготовки инструкторов по парамедицине. Это тех, кто вытаскивает раненных из-под завалов и с поля боя. Он любит повторять, что половина смертей от ранений происходит на пути из окопа до госпиталя – и эти смерти вполне возможно предотвратить, он уже знает как.

И в эти годы дважды раненный пехотный полковник не мог понять, почему его коллеги из НАТО считают его тактику неподходящей – он ее уже не раз опробовал, и вполне себе подходила, по результатам оценки потерь противника.

То есть все, что делают сейчас россияне с нашей страной, мы уже проходили. Ничего особенно нового, страшного и неожиданного для украинцев в этой войне нет. Военные раньше опасались, что армия не сможет выдержать авианалетов и ударов крылатыми ракетами – оказалось, вполне сможет. Я боялся предательства правительства и министров – нет, не предали, а вполне бодры и патриотичны. И все мы – а с нами и весь мир – увидели этого грозного русского медведя в деле: оказалось, он плешивый, дистрофичный, сочащийся гноем и дерьмом.

*) А как сейчас картошку садить? У меня родственники под Бышевом в селе, так бояться что-то делать – взрывы.